Дай коры мне, о Береза!
Желтой дай коры, Береза,
Ты, что высишься в долине Стройным станом над потоком!
Я свяжу себе пирогу,
Легкий челн себе построю...
С детства мечтал я о такой сказочной. как у индейского вождя Гайаваты. Из легкой лой бересты, просмоленной душистым еловым ком, без весел и руля — чтоб мне тоже сама : «веслом служила, а рулем служила воля». То была не пирога, а настоящая сказка.
И вся жизнь лесов была в ней,
Все их тайны, все их чары...
Да, это была лишь сказка, мечта. Попробуй сегодня появиться среди рыбаков на Енисее в индейском челне — вот смеху-то будет! Пой слава: «Во дает! Наверное, он того... зачитался маленько...» Не тот век. Делать сегодня лодку из коры и смолы да еще с каркасом из кедровых ветвей - курам на смех. Все равно, что заявиться на военный парад в ботфортах и шляпе королевских мушке теров.
И скрепя сердце я взял вместо бересты тонкую капроновую ткань и специальный клей из полимер ных смол. Несколько вечеров после работы кроил и склеивал куски, чертыхаясь, потому что это настоящий зверь, а не клей. Стоило чуть-чуть оши биться, неловко приложить друг к другу две вы кройки, и уже никакими силами нельзя разорвать их, чтобы переделать неудачный шов. Во время работы по всей квартире разносился ядовитый запах аце тона, от которого кружилась голова и саднило в горле. Это, я вам скажу, не тот аромат, что в «Песне о Гайавате». Чары индейских лесов не выдерживали запаха химии и быстро выветривались...
И все-таки, когда лодка была готова, я еще раз мысленно сравнил ее с пирогой-мечтой. У Гайаваты не было весел. М-да, я, конечно, могу приспосо бить подвесной моторчик, но это все-таки совсем не то. А что, если сделать украшения из игл дикоб раза? Нет, уж очень несовременное будет оформле ние. Покрашу ее, как и Гайавата, в желтый цвет! Чтобы на темной осенней воде Большого Кемчуга она качалась,
Словно желтый лист осенний,
Словно желтая кувшинка.
А если разобраться, то движется моя пирога тоже почти без весел. Сегодня за день решил сплыть ки лометров на пятнадцать, останавливаясь на глубоких ямах, где собирается на зимовку всякая рыба. Тут же таятся хищники — щуки и ленки, которых я как раз и пытаюсь выманить тяжелой-отвесной блесной. Так что лодка все время плывет сама, я только иногда беру веселко, чтобы выровнять на правление или пересечь отбойную струю.
На душе у меня мир и покой. Я радуюсь тому, что все-таки побывал на Кемчуге в такой тихий сол нечный сентябрьский денек. Все ездят сейчас на заливы Красноярского моря, там, конечно, боль шие щуки и окуни. Но на открытом водном просто ре любой ветерок может погубить рыбалку.
В прошлый раз мы были на море за Шумихой. Ветер дул, гнал от берега, надо было все время с усилием выгребать левой рукой против волны (в правой-то удочка). Я так натрудил мышцы, что три дня носил руку на перевязи. Разве это рыбалка? Это мучительный труд, раньше рабов и преступни ков ссылали на галеры и приковывали к веслу... Нет, не надо мне щучищ у Шумихи, лучше щучки здесь, на Кемчуге.
И вообще, признаться, я иногда выбираю место для поездки по совсем непонятным для моих дру зей мотивам. Вот как в этот раз.
— Ты рехнулся, что ли? — недоумевали они. — Все сейчас ездят на море, а тебя нелегкая несет куда-то на Кемчуг. Там теперь пусто, как на Подкаменной Тунгуске. Раз все валом валят в Шумиху, значит, не зря. Народ не проведешь! Знаешь, по скольку там ловят?
Ну и пусть. Ветер, в конце концов, можно пере терпеть. Просто мне хотелось побывать в эту пору на Кемчуге.
Желтой дай коры, Береза,
Ты, что высишься в долине Стройным станом над потоком!
Я свяжу себе пирогу,
Легкий челн себе построю...
С детства мечтал я о такой сказочной. как у индейского вождя Гайаваты. Из легкой лой бересты, просмоленной душистым еловым ком, без весел и руля — чтоб мне тоже сама : «веслом служила, а рулем служила воля». То была не пирога, а настоящая сказка.
И вся жизнь лесов была в ней,
Все их тайны, все их чары...
Да, это была лишь сказка, мечта. Попробуй сегодня появиться среди рыбаков на Енисее в индейском челне — вот смеху-то будет! Пой слава: «Во дает! Наверное, он того... зачитался маленько...» Не тот век. Делать сегодня лодку из коры и смолы да еще с каркасом из кедровых ветвей - курам на смех. Все равно, что заявиться на военный парад в ботфортах и шляпе королевских мушке теров.
И скрепя сердце я взял вместо бересты тонкую капроновую ткань и специальный клей из полимер ных смол. Несколько вечеров после работы кроил и склеивал куски, чертыхаясь, потому что это настоящий зверь, а не клей. Стоило чуть-чуть оши биться, неловко приложить друг к другу две вы кройки, и уже никакими силами нельзя разорвать их, чтобы переделать неудачный шов. Во время работы по всей квартире разносился ядовитый запах аце тона, от которого кружилась голова и саднило в горле. Это, я вам скажу, не тот аромат, что в «Песне о Гайавате». Чары индейских лесов не выдерживали запаха химии и быстро выветривались...
И все-таки, когда лодка была готова, я еще раз мысленно сравнил ее с пирогой-мечтой. У Гайаваты не было весел. М-да, я, конечно, могу приспосо бить подвесной моторчик, но это все-таки совсем не то. А что, если сделать украшения из игл дикоб раза? Нет, уж очень несовременное будет оформле ние. Покрашу ее, как и Гайавата, в желтый цвет! Чтобы на темной осенней воде Большого Кемчуга она качалась,
Словно желтый лист осенний,
Словно желтая кувшинка.
А если разобраться, то движется моя пирога тоже почти без весел. Сегодня за день решил сплыть ки лометров на пятнадцать, останавливаясь на глубоких ямах, где собирается на зимовку всякая рыба. Тут же таятся хищники — щуки и ленки, которых я как раз и пытаюсь выманить тяжелой-отвесной блесной. Так что лодка все время плывет сама, я только иногда беру веселко, чтобы выровнять на правление или пересечь отбойную струю.
На душе у меня мир и покой. Я радуюсь тому, что все-таки побывал на Кемчуге в такой тихий сол нечный сентябрьский денек. Все ездят сейчас на заливы Красноярского моря, там, конечно, боль шие щуки и окуни. Но на открытом водном просто ре любой ветерок может погубить рыбалку.
В прошлый раз мы были на море за Шумихой. Ветер дул, гнал от берега, надо было все время с усилием выгребать левой рукой против волны (в правой-то удочка). Я так натрудил мышцы, что три дня носил руку на перевязи. Разве это рыбалка? Это мучительный труд, раньше рабов и преступни ков ссылали на галеры и приковывали к веслу... Нет, не надо мне щучищ у Шумихи, лучше щучки здесь, на Кемчуге.
И вообще, признаться, я иногда выбираю место для поездки по совсем непонятным для моих дру зей мотивам. Вот как в этот раз.
— Ты рехнулся, что ли? — недоумевали они. — Все сейчас ездят на море, а тебя нелегкая несет куда-то на Кемчуг. Там теперь пусто, как на Подкаменной Тунгуске. Раз все валом валят в Шумиху, значит, не зря. Народ не проведешь! Знаешь, по скольку там ловят?
Ну и пусть. Ветер, в конце концов, можно пере терпеть. Просто мне хотелось побывать в эту пору на Кемчуге.
Просто я люблю эти галечные перекаты и тихие плесы, которые караулят выстроившиеся вокруг темные великаны, — ели и кедры. Это, на верное, черта характера — привязчивость. Глебы я ни жил, у меня всегда находились такие места. На Вятке — никогда не забуду заброшенную тележ ную дорогу в глубине сосновых боров и при дороге родник, окруженный старинной кладью. Какие во круг были глухариные чащи и зарастающие выруб ки! Называли это место Исток. И еще я был влюблен в дальнюю окраину большого удмуртского леса, которая издавна звалась Сушинской рощей. В Си бири, на Тоболе, мне почему-то сразу стало родным чистое Боброво озеро, лежавшее в старых редких березняках. Иной год, бывало, глухариный ток найдут лучше, чем у Истока, и тетеревиных вывод ков в иных урочищах больше, чем у Боброва или в Сушинских перелесках. А меня тянет к заветному месту. И не надо мне щук у Шумихи, пусть лучше будут щучки на Кемчуге!
Река теперь пустынна. Глубоко подо мной про плывают таинственные коряги, которые видно в прозрачной голубовато-зеленой, как бутылочное стекло на изломе, воде. По берегам в сентябрьском скудном тепле опаленные с боков первым замороз ком таежные куртины. Течение тихо несет мою легкую пирогу. Иногда рядом с нами долго кружат ся другие желтые листки. Сухие таловые листья уди вительно похожи на крохотные пироги с высоко загнутыми носами. И еще удивительно: намокнув,
они опускаются на дно и спокойно лежат на камнях самых шумных перекатов. Как это у них получается? А на больших круглых ямах листья медленно кру жатся на черной воде, словно на долгоиграющей пластинке. Вот бы услышать музыку!..
Я постукиваю блесною о дно, мерными движе ниями удилища покачиваю около придонных коряг и опустившихся водорослей, в которых прячутся плоскомордые щуки и хитрые ленки.
Там
На песчаном дне на белом,
Дремлет мощный Мише-Нама,
Царь всех рыб...
Уже заметно засентябрило. Журавли унесли лето. А после недавнего заморозка деревья начали сразу буреть, краснеть, быстро раскрашиваться — всякое в свой осенний наряд. И тайга от этого приобрела глубину, расцветилась по зеленому фону яркими мазками, флагами и полотнищами. Густые таль ники просветлели. Молодые березы пожелтели, но странно — изнутри, а крайние листья еще зелены. Похоже, будто под прозрачным зеленым плащом у них где-то у ствола запрятаны горящие желтые фонари. Встречаются отдельные осинки малино вые! Такого чистого пылающего цвета, что никак нельзя привыкнуть и спокойно смотреть на этот холодный осенний огонь. И какая тишина вокруг... Только изредка доносятся далекие звонкие удары барцев — это шишкари сбивают с кедров свою до бычу. А вот, пожалуйста, из-за поворота показалась лиловая купа, надречная черемуха. Лиловая, фиоле товая купа, как чернилами облитая. Вот что наделал с вешней красавицей первый мороз.
...Вдруг в глубине как саданет по моей блесне! Удар передался удочке с такой силой, что она чуть не вылетела у меня из рук. Эге, видно, приличная попалась!..
В сильных пальцах Гайаваты
Сразу удочка согнулась,
Он рванул ее так сильно,
Что пирога дыбом встала,
Поднялася над водою...
Я швыряю удилище в лодку и, перехвативши лес ку, начинаю торопливо ее выбирать. А там, внизу, могучими неторопливыми рывками сильный хищ ник пытается уйти в глубину. Нет, дорогой, теперь тебе никуда!
...Вечером я ехал домой в электричке, дремал у окна, и снова перед глазами проплывали осенние берега Кемчуга...
Если спросите — откуда
Эти сказки и легенды
С их лесным благоуханьем,
Влажной свежестью долины...
Я скажу вам, я отвечу...
И какая разница — береста или капрон? Век ме няет материал, но химия сама по себе не уничтожа ет сказку. Потому что сказка, мечта — внутри нас, надо только услышать и увидеть ее.
Борис Петров.
Река теперь пустынна. Глубоко подо мной про плывают таинственные коряги, которые видно в прозрачной голубовато-зеленой, как бутылочное стекло на изломе, воде. По берегам в сентябрьском скудном тепле опаленные с боков первым замороз ком таежные куртины. Течение тихо несет мою легкую пирогу. Иногда рядом с нами долго кружат ся другие желтые листки. Сухие таловые листья уди вительно похожи на крохотные пироги с высоко загнутыми носами. И еще удивительно: намокнув,
они опускаются на дно и спокойно лежат на камнях самых шумных перекатов. Как это у них получается? А на больших круглых ямах листья медленно кру жатся на черной воде, словно на долгоиграющей пластинке. Вот бы услышать музыку!..
Я постукиваю блесною о дно, мерными движе ниями удилища покачиваю около придонных коряг и опустившихся водорослей, в которых прячутся плоскомордые щуки и хитрые ленки.
Там
На песчаном дне на белом,
Дремлет мощный Мише-Нама,
Царь всех рыб...
Уже заметно засентябрило. Журавли унесли лето. А после недавнего заморозка деревья начали сразу буреть, краснеть, быстро раскрашиваться — всякое в свой осенний наряд. И тайга от этого приобрела глубину, расцветилась по зеленому фону яркими мазками, флагами и полотнищами. Густые таль ники просветлели. Молодые березы пожелтели, но странно — изнутри, а крайние листья еще зелены. Похоже, будто под прозрачным зеленым плащом у них где-то у ствола запрятаны горящие желтые фонари. Встречаются отдельные осинки малино вые! Такого чистого пылающего цвета, что никак нельзя привыкнуть и спокойно смотреть на этот холодный осенний огонь. И какая тишина вокруг... Только изредка доносятся далекие звонкие удары барцев — это шишкари сбивают с кедров свою до бычу. А вот, пожалуйста, из-за поворота показалась лиловая купа, надречная черемуха. Лиловая, фиоле товая купа, как чернилами облитая. Вот что наделал с вешней красавицей первый мороз.
...Вдруг в глубине как саданет по моей блесне! Удар передался удочке с такой силой, что она чуть не вылетела у меня из рук. Эге, видно, приличная попалась!..
В сильных пальцах Гайаваты
Сразу удочка согнулась,
Он рванул ее так сильно,
Что пирога дыбом встала,
Поднялася над водою...
Я швыряю удилище в лодку и, перехвативши лес ку, начинаю торопливо ее выбирать. А там, внизу, могучими неторопливыми рывками сильный хищ ник пытается уйти в глубину. Нет, дорогой, теперь тебе никуда!
...Вечером я ехал домой в электричке, дремал у окна, и снова перед глазами проплывали осенние берега Кемчуга...
Если спросите — откуда
Эти сказки и легенды
С их лесным благоуханьем,
Влажной свежестью долины...
Я скажу вам, я отвечу...
И какая разница — береста или капрон? Век ме няет материал, но химия сама по себе не уничтожа ет сказку. Потому что сказка, мечта — внутри нас, надо только услышать и увидеть ее.
Борис Петров.
